Тугел МедиаСАДЫ-БЕК ТҮГЕЛ
ЕРТУГАН
Повесть
Теплый, как парное молоко, нежно ласкающий июнь 1967 года. Кругом удивительная благостность, зеленые луга до самых Тарбагатайских гор, сочная зеленая трава и яркие полевые цветы, точно ковер ручной работы, по которому приятно бегать босиком. Иссиня-голубое небо, тишина и чистота.
Я в родном ауле во время школьных каникул… Природное благолепие Восточного Казахстана гармонично дополняется любовью и заботливой нежностью взрослых. Маленькое сердце двенадцатилетнего мальчика переполняется необъяснимыми для него ощущениями. В такой среде дети обычно вырастают добрыми, открытыми и талантливыми. Детское самолюбие тешило то, что я успешно закончил пятый и перешел в шестой класс восьмилетней школы имени Амангельды. А, кроме того, мои острые заметки, статьи и даже очерки постоянно публиковались на страницах районной газеты «Өркен» — «Расцвет». По итогам творческого конкурса, проведенного редакционным коллективом, мне присвоили почетное звание лучшего юного корреспондента Уланского района и наградили почетной грамотой районного комитета комсомола. Эти награды были вручены мне директором школы Наби Калиевым на торжественном собрании перед всей школой по окончании учебного года. Тогда, в свои двенадцать, уже точно знал, что жизнь свою посвящу писательскому творчеству.
Я был переполнен гордостью от собственной значимости. И хотелось парить от счастья, словно у меня выросли крылья. Трудно передать состояние моего отца, потому что он был рад и горд за меня беспредельно. У казахов не зря говорят, что хороший сын — достоинство отца, его отражение. С Почетной грамотой в руках отец Тугел обошел практически каждый дом и неустанно рассказывал о моих успехах. А на следующий день отец устроил той в мою честь. И там, за большим достарханом, до меня долетела еще одна новость, которая неимоверно обрадовала меня.
Наш почтальон Сагымбай ата сообщил всем, что вчера был в районном центре Никитинка, где встретил нашего Кенеса ага. Погостил у него и тот искренне порадовался моим успехам. Всем передал добрые пожелания и сказал, что недавно получил совершенно новую машину для развоза продуктов питания. Через пару дней, если тому будет благоприятствовать Всевышний, прибудет, чтобы объехать наши жайлау и в поездку хотел бы взять меня с собой.
С этого момента я потерял покой. Всматривался в горизонт, напрягая взор, пытаясь первым увидеть машину Кенеса — ага.
Кенес -ага — старший среди нас. Не то, что старший, а просто настоящий авторитет для аульных пацанов. Его обожала не только ребятня, но и весь аул. Он словно купался в сладкой ауре нашего почтительного отношения к нему. Открытый характер, душа компании. Играл на гармони и пел залихватские песни. Он мог и постоять за себя, прекрасно владел искусством рукопашного боя. Кенес ага с отличием отслужил три года в славной Рязанской военно-десантной дивизии. Одним словом, он был настоящим джигитом, гордостью народа. После того, как женился, переехал жить в районный центр.
Итак, я с нетерпением ждал приезда Кенеса-ага. Я непрерывно всматривался в эту извилистую серую ленту дороги. От каждого гула мотора машины мое сердце готово было выскочить из груди.
Наш дом, в отличие от других, располагался на косогоре. Как говаривала бабушка Сакан, отец построил его здесь на возвышенности, чтобы легче было наблюдать за передвижением табуна. Лишь в эти два дня моих беспрерывных томлений я нашел местонахождение нашего дома весьма удачным.
Сидя на корточках перед домом, я смотрел на красивейшие, милые сердцу Алтайские горы, в объятиях которых расположился родной аул Сатый. Моя малая родина прекрасна во все времена года. Осенью горы и луга точно осыпаны золотом, от красно-желтой травы и листьев. Зима в наших краях снежная. Снега так много, что под сугробами остаются дома. Люди выкарабкиваются, точно кроты из огромных белых нор. Кругом белое безмолвие. Все замирает. Лишь дым из печных труб — свидетельство продолжающейся жизни. Весной… весной, когда просыпается природа, поют птицы и появляется ярко-зеленая трава, то кажется, что земля дышит всей своей грудью и снова хочется жить и радоваться каждому мгновению жизни.
Лето — это особое время. Летом в ауле шумно и весело. Жеребята и телята взрослеют на глазах. Дети на каникулах. Они помогают взрослым на жайлау. Можно целый день ездить верхом на двухлетке, собирать ягоды или ловить беркутов, чтобы потом обучать их искусству охоты. Лето наполнено событиями и оттого пролетает, как один миг.
Лето — это пение всевозможных птиц, это плеск в речке разноцветных рыбешек, это запах разнотравья и хвойного леса. Это настоящее умиротворение души и сердца.
И сейчас, в ожидании Кенеса-ага, я провожу очарованным взором по горам и лесам и думаю о мудрости наших предков, сумевших сохранить эти прекрасные земли для нас, потомков. Они нам оставили эту землю в наследство, чтобы берегли ее, как зеницу ока.
Мои недетские размышления прервал голос Батимы-апай: «Появился клуб пыли, видимо, это Кенес».
Да, то была машина Кенеса-ага, сверкая своими белыми боками на солнце, она мчалась прямо к нашему дому. Я и вместе со мной почти все сельчане, услышавшие новость о приезде Кенеса-ага, стояли у дома в нетерпеливом ожидании.
Кенес-ага, улыбаясь, вышел из машины. Вначале он поздоровался со старшими, затем с нами, детьми. Показал нам всем свою новую машину. Сакан-апа благословила, рассыпая над головами конфеты. Аульская детвора с любопытством разглядывала новенький фургон, с одной стороны которого было написано «Автолавка», с другой – «Автодүкен».
Когда счастлив сын, то сердце отца наполняется смыслом жизни. Отец Тугел, все это время с удовлетворением слушавший поздравления сельчан и смотревший со стороны на новенькую машину сына, вмешался в разговор.
– Алмазный клинок всегда найдет себе применение. То, что наш Кенес получил новенькую машину первым в районе и в числе первых по области, означает, что он уважаем среди людей, и доказал, что заслужил это. Пусть твой стальной тулпар служит тебе во благо, — сказал отец и, крепко обняв Кенеса, понюхал его лоб.
– Отец, я планировал приехать два-три дня назад, но пришлось преодолевать сложные бюрократические препоны, пока добился написания на борту машины слова «Автодүкен» на казахском языке. Живем в казахском ауле, неудобно, что будет написано только на русском языке. Поэтому стоял на своем, пока не переубедил чиновников, — сказал Кенес-ага, глядя на отца.
– Ты правильно поступил, сынок. Будь верен себе. Нам необходимо беречь родной язык, а то язык наших великих предков постепенно теряется.
— Отец, мне нужно на жайлау Сандыктас отвезти людям необходимую провизию, одежду, мелочи для хозяйства. Поэтому сегодня отправлюсь в Усть-Каменогорск, загружусь и затем поднимусь в горы. Как вы на это смотрите, думаю проехать по маршруту, проложенному Ертуганом-ага.
В семье отца от одного отца и матери две старшие сестры: Жамал и Сакан, а также сестренка Батима и братишка Туки. А Ертуган- ага родился от второй жены дедушки отца Кумара. Но с малых лет рос и воспитывался у моего отца, поэтому он был близок нам по духу.
Покойный Ертуган вполне соответствовал своему имени (в переводе с казахского Ертуган — «родившийся мужчиной»). Был смел и отважен, точно сверкающий клинок. Жаль, что рано ушел из этой жизни. Но народ сохранил о нем немало легенд…
Шла Великая Отечественная война. Битва за Москву. Наш земляк, Герой Советского Союза Толеген Тохтаров, тяжело раненый, остается один на поле сражения. Град пуль и минометных снарядов. И тогда раненого Толегена вытащил с ратного поля именно Ертуган. Он был не просто отважным смельчаком, но и человеком добрейшей души и щедрого сердца.
– О нем можно было написать немало повестей. Но кто это осуществит? — с грустью произнес отец.
– В будущем о нем напишет наш парень, — сказал Кенес-ага и посмотрел на меня. Я кивнул. – Отец, позвольте, чтобы в поездке меня сопровождал Садыбек.
– Я не против, — сказал отец. — Пусть поездит, посмотрит, подучится жизни. Не зря казахи говорят: спроси не у того, кто долго жил, а у того, кто много видел. Поезжайте. Удачного вам пути.
Нашу мирную беседу осторожно прервала мама Мария, пригласив всех к достархану.
— Соседи уж заждались, и чай стынет, — сказала она.
Я же не находил себе места от волнения в ожидании скорой поездки. От счастья был буквально на седьмом небе, ведь мне предстояло поехать в город, и на жайлау: в Усть-Каменогорск за продуктами и товаром, а затем на знаменитый жайлау Сандыктас, чтобы развезти необходимое находящимся на отгоне животноводам. Наспех поели и отправились в путь. Сорок километров от аула Сатый остались позади. Мы в поселке Красина. Около вывески «База облпотребсоюза» машин кишмя кишит. Оставив машину, ага направился к воротам. Через полчала он вернулся и сказал:
— Садыбек, перед нами в очереди 23 машины. Даже если по одному часу будут загружать каждую, мы теряем два дня. Это ломает наши планы. Я обещал, что завтра доставлю в Сандыктас необходимые продукты питания и одежду. Мы завтра должны быть на жайлау, такова была договоренность. Не сдержим обещания — будет стыдно. Поэтому включаю «пятую скорость» и еду в центр. Там немного задержусь. Ты не волнуйся и спокойно жди. Ключи в машине, — сказав это, он вручил мне 5-6 номеров журнала «За рулем», сел в такси и уехал.
Я сидел в кабине машины и наблюдал за погрузкой. Действительно, загружали крайне медленно и водители громко возмущались, что много времени тратят здесь в очередях. За полтора часа, пока мы находились здесь, очередь практически не продвинулась. Я размышлял о том, где придется ночевать, если не успеем загрузиться сегодня.
– Где автолавка Уланского района? Ребята, помогите найти машину Тугелова, — с этими словами к группе шоферов подошла высокая русская женщина. Водители в растерянности показали на нашу автолавку и на меня, сидящего в кабине.
– Это же заведующая базой облторга. Какое ей дело до Кенеса? — загоготали шоферы.
– Какое дело, спрашиваешь? Наш Кенес знает путь к сердцу женщины. Иначе эта мегера не стала бы его искать.
– Вы братишка Кенеса? Нас послала Алевтина Михайловна — наша начальница. Будем вашу автолавку загружать на нашем складе. Есть ключи зажигания? Андрей, садись за руль, — сказав, женщина устроилась рядом со мной на пассажирском месте.
Оказалось, что расстояние между базами облпотребсоюза и облторга метров 200-300. Грузчики базы будто ждали машину Кенеса- ага, сразу же принялись ее загружать.
В мгновение ока фургон заполнился различными коробками с конфетами, индийским и грузинским чаем, мешками с рисом, макаронами. Несколько ящиков с водкой. И в завершение пакеты с одеждой для детей и взрослых до верха заполнили фургон. Машина готова к отправке, а Кенеса-ага все не было. Я стал немного волноваться. Вскоре снова пришла высокая женщина с кипой накладных и сказала, что нужно их подписать. Видя мое искреннее волнение, она сказала:
– Вы не переживайте. Ваш брат в надежных руках. Он в гостях у самой Алевтины Михайловны на даче. Сейчас Андрей отвезет автолавку туда. Кенес вас там ждет.
Впервые я подписал накладные, где были записаны наименование товаров и их стоимость. Внизу она поставила свою подпись и один экземпляр вручила мне.
– Здесь все документы по товарам, Кенесу передайте. Муку отправим завтра.
Нервное напряжение, возникшее из-за долгого отсутствия Кенеса-ага и незнакомой дороги, по которой вел машину Андрей, стало понемногу спадать после того, как машина, перевалив большой мост через Иртыш, направилась в сторону перевала Атыгай. Я вспомнил слова Кенеса-ага, что к перевалу Алты Бура можно попасть только через Атыгай, да и Андрей сказал, что он личный шофер Алевтины Михайловны. Значит, хорошо знал дорогу. Андрей вел машину виртуозно, и очень скоро мы оказались в изумительном месте.
Мне до сих пор видится та картина, которая предстала перед моим мальчишеским взором. Наверное, райский уголок должен быть именно таким: полуостров с востока обрамлен горами, с юга – стеной леса, а вокруг омывается горной речкой. Кругом пахучие, самые настоящие полевые цветы. Много цветов: красных, желтых, синих.
Полное умиротворение исходило от всей этой картины, похожей на искусный туркменский ковер ручной работы. А из центра ковра к нам направлялись, взявшись за руки, Кенес-ага и русская женщина с охапкой цветов. Она была изумительно красива, трудно оторвать глаза. Эту природную красоту обрамлял свет, исходящий от женщин счастливых и любимых мужчиной.
Когда они подошли ближе, то я увидел ее открытое гладкое лицо без единой морщинки. Если возможно описать, то постараюсь: ее брови, точно крылья взлетевшей птицы, сверкающие от счастья глаза, красивый высокий нос, губы, точно мед, упругие груди, овальные бедра, белые и крепкие икры ног. Кофта, накинутая на плечи, платье — все было подобрано по вкусу. А ее звонкий смех и переливающиеся на солнце роскошные волосы?!
В тот момент эта женщина мне показалась в тысячу раз красивее голливудской актрисы Мерилин Монро, не сходящей с обложек глянцевых журналов. К слову скажу, что, став взрослым, я много раз бывал в России, в городах Москве и Санкт-Петербурге, но такой красивой русской женщины, как возлюбленная моего Кенеса-ага, я не встречал.
Казахские джигиты часто влюблялись в русских женщин. Самая известная история – история любви казаха Дуйсена и Марии, дочери Егора, сложена в песню еще в 19 веке. А в 20 веке, наверное, самой красивой историей можно назвать историю любви Кенеса-ага и Алевтины. О них можно написать песни, снять фильм. Думаю, что это обязательно осуществится. На эти мысли меня натолкнул ее звонкий, точно колокольчик, голос.
— Андрей, посмотри, сколько у меня цветов. Эти цветы для меня по всей поляне собирал сам Кенес. Здесь самые разные полевые цветы. Аккуратно положи в салоне «Волги». Домой возьму, — с этими словами она передала букет цветов своему водителю.
Не выпуская руки Кенеса-ага, русская женщина направилась ко мне, стоящему перед автофургоном.
— Здравствуйте, меня зовут Алевтина Михайловна. Я вас заочно хорошо знаю. Кенес говорил о вас. Он называет вас писателем. Великое дело – быть писателем и поэтом. Бастыками, чиновниками, бухгалтерами, министрами становятся, а писателями рождаются. Это талант от Бога. Я желаю вам творческого успеха, — сказала она и, наклонившись, поцеловала меня в щеку.
Затем, повернувшись в сторону своей машины «ГАЗ-21», стоящей в низине в 60-70 метрах от нас, она сказала:
— Андрей, в багажнике есть коробка. Принеси, пожалуйста, сюда.
В это время Кенес-ага взял ключи зажигания, открыл фургон и аккуратно расставлял там коробки, наваленные, как попало. Большую коробку, которую принес Андрей, поставил с краю.
— Кенес, здесь для вас продукты на дорогу. А муку отправлю завтра, прямо в Сандыктас, — сказала Алевтина Михайловна.
— Большое спасибо, Аля. Если бы не ты, мы бы ждали очереди два дня и сорвали бы график посещения животноводов.
Кенес -ага плотно закрыл фургон, повесив на дверь амбарный замок. Я сел на свое место в кабине. Алевтина и мой брат крепко обнялись, поцеловались и слова, сказанные Алевтиной тогда, запомнились мне на всю жизнь.
— Кенес, береги себя! Ты эмоциональный человек, у тебя чувство справедливости через край. А в наше время это не всегда срабатывает, кое-где надо быть гибким. Помни, что ты мне нужен, я тебя люблю. Еще раз говорю, один Бог свидетель, настоящей женщиной чувствую себя только с тобой, Кенес!
Слова, сказанные Алевтиной Михайловной, ее сопровождение нас на своей «Волге» до самой трассы Усть-Каменогорск — Алматы, позволили мне понять, как глубоки и искренни их чувства друг к другу. Кенес-ага, точно угадав мои мысли, обернувшись ко мне, попытался завести разговор:
— Садыбек, чего молчишь? Пытаешься разобраться в увиденном и услышанном? Ну, писатель дорогой, расскажи, что ты усвоил сегодня?
Раз уж брат сам начал разговор, я тут же выложил вопросы, которые ворочались в моей голове и не давали мне покоя.
— Кто эта женщина? Откуда вы с ней знакомы? Почему вы не стали таким же большим начальником?
— Вопросы твои вполне уместны. Но вначале скажу, почему я решил тебя взять с собой в эту поездку. Если все будет благополучно, то через 3-4 часа доберемся до перевала Алты Бура. Там заночуем, и я расскажу тебе одну удивительную историю, которая произошла в той местности много лет назад и связана она с Ертуганом ага. Тебе, как пробующему писать, будет интересно послушать. Возможно, история станет сюжетом будущей повести.
А сейчас отвечу на твои вопросы, доброй беседой можно скоротать длинную дорогу. Ты слушай и запоминай. Моя обязанность — обеспечить тебя интересными историями из жизни, а твоя — художественно их описать.
Отвечать начну с последнего вопроса: почему я не начальник?
Да, почему я не начальник? Вопрос вполне логичен. Ведь все казахи стремятся стать начальниками. Я тоже был самым настоящим начальником. Да, не удивляйся. Целых два с половиной часа, если минутами, то ровно 150 минут я был начальником. Расскажу по порядку.
В 1965 году 25 октября проходила отчетно-выборная конференция Союза потребителей, где избирали членов правления. В Президиуме сидели председатель областного союза потребителей, известный в округе своими неблаговидными делами, мошенник, который мог проглотить верблюда и не поперхнуться — Алабас Балкыбаев, второй секретарь районного комитета партии Танатар Долдашев и другие. Заслушали отчетный доклад, подискутировали по существующим проблемам. Приступили к организационным вопросам по выбору членов правления. За кандидатуру на пост председателя райпотребсоюза – Орынбасара Ахметова – проголосовали единогласно. А вот относительно его первого заместителя – генерального директора торговых предприятий района – разгорелись нешуточные споры.
Кандидатуры, предложенные председателем облпотребсоюза Алабасом, оказались взяточниками, имевшими судимость. Делегаты конференции прямо ему в лицо говорили: «Прекратите нам предлагать своих друзей с воровским прошлым». Балкыбаев сразу притих.
— Что же теперь делать? Кого вы предлагаете? — сказал второй секретарь райкома партии.
Вот тут и началось. Делегаты предложили мою кандидатуру. Наперебой, со всех сторон они говорили, что я профессионал, имею высшее специальное образование. Закончил торговый институт. Справедлив в принятии решений. И у меня безупречная репутация. Да и хорошо говорю по-русски. Делегаты в один голос стали расхваливать меня. Короче, иными словами, я стал первым заместителем председателя райпотребсоюза и одновременно генеральным директором торговых предприятий. Делегаты стали меня поздравлять, пожимать мне руку. По большому счету — это очень ответственная должность.
Конференция завершилась. В банкетном зале центральной столовой все в напряженном ожидании двух больших начальников: председателя облпотребсоюза и второго секретаря райкома партии. Мне чуждо лицемерие и подхалимство, но необходимо быть с людьми, поддерживая разговор в затянувшемся ожидании. Таков этикет. Наконец, все собрались, дружно уничтожили все съестное на столах. Выпили армянский коньяк, который лился рекой. Самодеятельные артисты районного дома культуры охрипли, распевая весь вечер народные песни.
В конце банкета два больших начальника вместо того, чтобы идти домой, надумали продолжить вечеринку в доме вновь избранного председателя райпотребсоюза — Орынбасара. После куырдака, как правило, подают мясо.
Весь сыр-бор начался с карт. В ожидании бешбармака — председатель облпотребсоюза решил сыграть в шесть карт. Сказано — сделано. Начали играть в карты: с одной стороны два больших начальника, с другой — мы с Орынбасаром. Правила игры мне изначально не понравились: выигрывать должны только они. Вижу, что у Орынбасара сильные карты, но он умышленно поддается и проигрывает. А те двое и рады стараться. Их самодовольный смех, их пренебрежение подчиненными, их общее бескультурье стали давить на мое самолюбие.
Мало того, председатель облпотребсоюза стал напевать:
— Я родился, чтобы побеждать, побеждать, мне незнакомо поражение, поражение.
В следующей игре у Орынбасара быстро кончились карты, и я остался один против двоих. Орынбасар знаками, звуками мне всячески показывал, чтобы я поддался. В конце игры у меня были два туза, а у них — по одной шестерке. Должен был ходить председатель облпотребсоюза. Если смотреть с позиции Орынбасара, я должен был свои карты перевернуть и сказать, что не могу закрыть карту Алабаса и признать свое поражение.
Такому не бывать, решил я. Теперь будет иначе. Председатель облпотребсоюза своими толстыми пальцами бросил карту в мою сторону, сказав, что он всегда выигрывает. Я был переполнен отвращения и негодования.
— Не только победы возможны, но и поражения. Туз никогда не станет шестеркой, — сказал я и положил свою карту на его шестерку. А второй туз поднял и показал второму секретарю. Игра закончилась. Они проиграли. Мы победили.
Председатель облпотребсоюза, возможно, впервые испытавший горечь поражения, вскочил разгневанный из-за стола. С пеной у рта, глаза навыкате, разбрызгивая слюной, крича матерные слова, он с кулаками набросился на меня.
Я окончательно разозлился, когда услышал, что он посылает меня по матери. Есть что-то более святое, более уважаемое, чем мать? Что сделать человеку, который своим грязным ртом пачкает имя матери? Во всяком случае — спасибо не скажешь.
Со всего размаха врезал ему по его сытой физиономии. Он отлетел к дверям и сел в грязное ведро с помоями. Второй секретарь от страха выбежал на улицу. Орынбасар начал причитать:
— Погубил меня, теперь потеряю должность.
— Не переживай, сказал я ему. Если кто и уйдет с должности, так только я.
На столе лежала школьная тетрадка. Я вырвал один лист и написал следующее заявление в Президиум райпотребсоюза от первого заместителя председателя райпотребсоюза, генерального директора объединения торговых предприятий Кенеса Тугелова:
Я, Кенес Тугелов, объявляю о своем уходе с должности, которую получил два с половиной часа назад.
Дело в том, что в справедливом советском обществе я не могу работать с несправедливыми начальниками. Я брезгую их двуличием, жульничеством. Оттого ухожу с должности.
Заявитель: Кенес Тугелов.
2 октября 1965 года
село Никитинка Уланского района
Восточно-Казахстанской области.
Заявление я вручил Орынбасару, попрощался со всеми и вышел из его дома. Помню, тогда 80-летняя мать Орынбасара сказала: «Кенес прав, а те — совершили глупость».
Но у меня с того момента настолько сильно выработался иммунитет на руководящую должность, что позже, сколько не предлагали — всегда отказывался. И Алевтина приглашала к себе на работу. Почти год с моим другом Балабеком в Алтайских горах охотился на зверей. Мое сердце не приемлет несправедливости. Оно может жить только в честном, правдивом и справедливом обществе. «Братишка мой, я же свободолюбивый казах. Люблю свободу и вот эту Великую степь и горы» — сказал он, показывая на бескрайние долины, до самого горизонта.
Он глубоко затянул «Беломор» и, выпуская дым из ноздрей, продолжил.
— Садыбек, где обитают такие, как Алабас, даже трава не растет. Они точно грызуны, подъедают государственное и народное добро. Едят и едят. Их называют коррупционеры. Но я знаю, как их уничтожить, — сказав это, Кенес-ага загадочно посмотрел на меня.
— И как же? — с любопытством спросил я.
— Представь. В каждой области есть свой Алабас. Всего 19 областей, поэтому нужно изготовить 19 виселиц и установить их на берегу рек. Во всех областных центрах протекает река. Допустим, город Шымкент, рядом течет река Келес, в Кзыл-Орде – Сыр-Дария, в Атырау и Уральске – Урал, в Алматы – Или, Костанае – Тобыл, Джамбуле – Талас, Торгае – Торгай, Караганде – Нура, Акмолинске – Есиль, Павлодаре, Семипалатинске, Усть-Каменогорске – Иртыш… 19 областных центров – 19 виселиц и на каждую повесить за ноги, вниз головой зарвавшегося начальника.
— Агай, на виселицу вешают не за ноги, а за шею, — пытался я внести ясность.
— В этом вся соль, — сказал Кенес-ага. — Когда мы повесим вниз головой, то изо рта вывалится все, что он проел у государства.
— А зачем вешать вдоль реки? — не унимался я.
— Вопрос верен, братишка. Отвечу. Все, что вывалится из них — яд, а мы не можем травить нашу плодородную землю. Наши предки отдавали свои жизни, но отстояли наши земли. Оттого мы должны сохранить ее чистой. Всю нечисть, которая выйдет из них, унесет рекой и земля останется первозданной.
Мечтаю о том дне, когда казахи обретут свою государственность. Чтобы в этом государстве царила справедливость. Чтобы казах уважал казаха. Чтобы вы жили в стране, свободной от коррупции, взяточничества, двуличия. Такой день настанет, я верю в это.
Бедный мой, Кенес -ага. Откуда ему знать, что уже в независимом суверенном Казахстане все эти пороки разрослись, словно сорняк. И даже если мы установим не 19, а 1900 виселиц, будет маловато. Немало тех, кто точно вонючие клопы, присосались к народному богатству, оставленному нам предками. Тем не менее, ага, я верю, что придет день, когда мы победим взяточников, коррупционеров, свернем шею всякого рода прихлебателям народного добра. Если бы я стал Премьер-министром, то сделал бы именно так. То, что я не успел, продолжили бы мои последователи и наследники. И тогда земля казахов освободилась бы от уродливых человеческих пороков.
— Ну как Садыбек, тебя удовлетворил мой ответ?
— Да, ага.
— Ну, тогда будем считать, что и на второй вопрос я ответил. А на первый вопрос — «Кто эта русская женщина — Алевтина Михайловна, откуда я с ней знаком» я отвечу, как только соберусь с мыслями.
Он остановил машину. Обошел вокруг своего железного тулпара, осмотрел колеса. Открыл капот и проверил состояние воды и масла. Затем по армейской привычке 15 минут разминался, проделывая всевозможные движения руками и телом. Я пытался повторять за ним его движения. Мы оба вдохнули свежего воздуха, приободрились.
— Садыбек, – сказал он, – эти просторы – не просто луга и горы. Эта Великая земля – подарок Всевышнего казахскому народу. Посмотри сам – у нас богатства и на земле и под землей. Вся таблица Менделеева, все ее элементы на казахской земле. Такой богатой земли нет больше на нашей планете. Мы просто обречены на экономический успех благодаря Аллаху.
Главное, чтобы эти богатства не растащили по личным карманам. Вы – будущее страны, оберегайте землю. Об этом я хотел сказать. Но, надо ехать — впереди еще долгий путь.
Мы сели в кабину. Кенес-ага завел машину и продолжил свое повествование.
— В трех экстремальных случаях с Алей я оказался рядом и защитил ее. В мае 1958 года, я демобилизовался после трех лет службы в армии. Вернулся в аул. По предложению Бисена-ага мой отец решил отправить меня в Семипалатинск учиться в торговый техникум. Слово отца – для нас закон.
Приехал в Семипалатинск, сдал документы в техникум. Четыре экзамена сдал успешно и с нетерпением ждал приказа о зачислении. В один из этих дней меня пригласили к директору техникума. В приемной директора встретил еще трех абитуриенток: одну казашку и двух русских девушек.
Вскоре нас всех секретарь пригласила войти в кабинет директора. Там, кроме директора, находились его заместитель по учебной работе и один мужчина в летах с седыми, как лунь, волосами. Как только мы вошли, директор, глядя в свои записи, представил нас этому человеку: Татьяна Никитина из Семипалатинска, Гульбану Нурахметова — Шубартауский район, Алевтина Астахова — из Усть-Каменогорска, Кенес Тугелов из Уланского района. Затем директор представил нам этого человека, как оказалось, он — заведующий кафедрой Барнаульского государственного торгового института, профессор Добрынин Сергей Владимирович. Тогда я впервые увидел профессора. Он сообщил, что приехал в Семипалатинск по поручению Министерства высшего и среднего образования СССР, чтобы по квоте отобрать четырех лучших абитуриентов для обучения в институте. Одним словом, абитуриенты техникума в одночасье стали студентами Барнаульского торгового института. Все четверо приняли предложение и уже вечером того же дня ехали в поезде вместе с Сергеем Владимировичем в Барнаул. Тогда был жесткий порядок. На следующий же день нас принял сам ректор, он подписал приказ о зачислении нас в институт и нам тут же определили место в общежитии. На четыре факультета были приняты 200 человек. Сразу же начались первые 15-дневные занятия. Между общежитием и учебным корпусом располагался городской парк «Алтай». Поэтому на занятия и обратно приходилось ходить через парк.
В свободное от занятий время гуляли в парке, играли в волейбол и баскетбол. Иногда посещали танцевальные вечеринки. В один из дней, когда я по обыкновению играл в волейбол, прибежала Таня, запыхавшись, с растрепанными волосами. Она, еле переводя дыхание, сообщила, что к Гульбану и Алевтине пристал «шашлычник» и не отпускает их. В парке «Алтай» было несколько торговых точек, которые назывались «Кавказский шашлык», принадлежащих некоему Бабу, с подозрительной репутацией.
Когда прибежал, то увидел, что двух наших девушек окружили трое бородатых мужиков. Рядом с ними стояла с распахнутыми дверями машина «Победа». Насколько я смог понять, кавказцы намеревались посадить девушек в машину и увезти в неизвестном направлении. Девушки не соглашались. Бородачи пытались силой втолкнуть Алю и Гульбану в машину.
Обе девушки при виде меня расплакались.
— Эй, джигиты, оставьте в покое девушек, — крикнул я с ходу, не успев перевести дух.
— Эй, азиат, вали отсюда, пока жив, — сказал один из них, — и с кулаками направился на меня. Думать было некогда, я стукнул его по рукам и с размаха нанес удар снизу по челюсти так, что тот отлетел в сторону. А затем и те двое разлетелись в разные стороны, благодаря боевым приемам. Когда приехала милиция, мы с девушками уже шли по направлению к общежитию. Милиция хотела возбудить уголовное дело в отношении «бородачей». Я был против, сказав, что никаких претензий не имеем.
Кавказцы стояли молча, потупив взор. Милиционеры все поняли и разошлись восвояси.
Как оказалось, эти трое, чувствуя свою безнаказанность, творили бесчинства в отношении слабых и беззащитных. После этого случая мой авторитет вырос не только на уровне общежития и института, но и всего городского парка. А в глазах трех девушек из Семипалатинского техникума я вообще выглядел настоящим героем. Они гордились мной и при случае рассказывали обо мне. А отношение землячки Алевтины ко мне радикально изменилось. Вместе ходили на занятия, вместе возвращались, вместе обедали.
Из бесед с ней я узнал, что она родилась в Глубоковском районе Восточно-Казахстанской области. После окончания школы работала продавцом в гастрономе в Усть-Каменогорске. Вышла замуж за директора гастронома, который старше ее на 22 года. Ее муж стал директором городского торгового объединения. И именно он направил ее учиться.
Отучившись 15 дней, мы в составе студенческого строительного отряда поехали в маленькую деревню, что в трехстах километрах от Барнаула, строить кошары и дома для животноводов.
Местность, густо поросшая лесом, у самого подножия Алтайских гор. Одним словом, настоящая «глухомань». Здесь водятся настоящие хозяева леса — медведи. Оттого деревня носила название Медведка. Работа закипела. Никакие трудности не страшны, когда молодой задор и энергия льются через край. За две недели мы построили дом для животноводов и приступили к возведению стен кошары длиной 80 метров. Днем работали без устали, а вечером пели и танцевали.
В результате этих вечеринок сформировалась концертная программа. Всем нравилась в моем исполнении народная песня «Саулемай». Наши художественные способности пришлись по душе директору совхоза Зубову Александру Ивановичу, и он предложил нам выступить на праздничном концерте, посвященном окончанию полевых работ.
В обозначенный день, отмахав 50 километров на открытой бортовой машине, приехали в центральное хозяйство. После торжественного собрания, посвященного дню совхоза, начался наш концерт. В сельском клубе яблоку негде упасть. Среди зрителей не только жители совхоза, но и все районное начальство. Концерт прошел успешно, особенно песни в исполнении Али сопровождались долгими и благодарными аплодисментами. Я ей аккомпанировал на гармони и подпевал ей, а после исполнения «Подмосковных вечеров» зрители не хотели нас отпускать со сцены, снова и снова вызывая на «бис».
Праздник завершился дастарханом, на который пригласили и нас. И там пели песни и танцевали. Районное руководство кружилось вокруг Али. Районный прокурор, некий Борисов Андрей Игнатьевич, назойливо приглашал Алю практически на каждый танец. Аля пыталась отказываться и петь, и танцевать, но ее уговаривали. Вот, наконец, вечеринка закончилась, и мы засобирались в свое общежитие на стройке. Когда уже садились в машину, ко мне подошла Аля и сказала:
— Кенес, у меня есть к тебе предложение.
— Слушаю, Аля — ответил я.
— Сегодня, оказывается, день рождения районного прокурора. Он желает отметить его в доме совхозного пасечника. А меня пригласил для исполнения песен.
— Какое отношение к этому имею я, Аля? Тебя пригласили, ты и иди, — сказал я. Я не хожу без приглашения.
— Пойми меня правильно, Кенес. Я не от легкомыслия иду туда. Во-первых, для ребят привезем мед. Об этом директор совхоза Зубов уже распорядился. Во-вторых, мне не нравятся нравы прокурора, и я боюсь туда идти одна.
— Что же мне делать? — спросил я и посмотрел на Алю.
— Ты будешь моим охранником, телохранителем.
— Что же я должен для этого делать?
— Скажу им, что без гармониста я не могу петь, а ты же хорошо играешь на гармони. Будешь мне аккомпанировать и одновременно всюду сопровождать.
— Хорошо, — ответил я.
В доме пасечника Егора Панкратова собралось одиннадцать человек. Районный прокурор, его помощник, директор совхоза Александр Иванович Зубов с супругой, секретарь партийного комитета совхоза с женой, участковый инспектор, Алевтина, я, а также хозяин дома Егор и его жена Зина. До полуночи пели песни, танцевали, произносили возвышенные тосты.
Аля снова была в центре внимания и украшением торжества. Уже за полночь директор совхоза и секретарь парткома с женами попрощались и пошли по домам. Оставшиеся за праздничным столом продолжали шутить и балагурить. Около трех ночи мужчины решили попариться в настоящей деревенской баньке, что в деревянном срубе у реки. Среди нас не было лишь прокурора. Его помощник постоянно приговаривал, что он скоро подойдет. Пасечник Егор оказался искусным рассказчиком, он нас смешил до самой икоты, рассказывая разные небылицы. Мы распарились на славу и находились в блаженном состоянии, как вдруг услышали выстрел. Пока мы соображали от недоумения, раздался второй выстрел. Тут мы наспех оделись и гурьбой вылетели на улицу.
— Где вы, убил, убил! — с надрывом кричала тетя Зина. Я, что есть духу, помчался к их дому.
— Безумец! Пытаясь изнасиловать девочку, удерживает ее в дальней комнате. Аля молодец, как может, оказывает сопротивление, — причитала тетя Зина, вздрагивая от шокового состояния.
Ситуация не из приятных. Как позже выяснилось, прокурор, дождавшись нашего ухода в баню, пошел в дальнюю комнату, где Аля отдыхала, закрыл входную дверь на засов и стал к ней приставать. Она оказала посильное сопротивление, что привело в бешенство прокурора-маньяка. Он вытащил пистолет из кобуры и в неистовстве стал стрелять куда попадя. Иными словами, мы все оказались снаружи, а вооруженный прокурор с Алей внутри дома. Что делать? Напролом идти нельзя. Переговоры начал я.
— Товарищ прокурор, успокойтесь, отпустите Алю, — как можно тверже и громче сказал я.
Услышав мой голос, прокурор распахнул окно и крепко выругался.
— Эй, собаки, уходите все, иначе перестреляю, — кричал он и сделал еще два выстрела в воздух. Участковый и помощник прокурора от страха спрятались за домом. Они настолько перетрусили, что готовы были бежать за 80 километров в районный центр за помощью. Я категорически возражал.
— Медлить нельзя, нужно быстро принимать решение. Разъяренный прокурор может убить Алю. Кроме того, светает. Если он начнет стрелять в селян, которые скоро проснутся, то мы не сможем оказать сопротивление, тем более двустволка Егора тоже оказалась в доме.
Из создавшегося переплета я видел лишь один выход — войти в открытое окно и обезвредить прокурора. Для этого я предложил:
— Вы, Егор Давыдович, стучите по входной двери и старайтесь разговорами отвлечь прокурора. Как только он пойдет в вашу сторону, я запрыгну в окно и предприму меры по его задержанию, — сказал я.
— Ты же без оружия. Как ты противостоишь вооруженному человеку, он может убить, — по-своему сопереживала тетя Зина. — Может, стоит подумать, все взвесить.
-Нет, Зинаида, надо действовать быстро, — поддержал меня Егор Давыдович. Он взял лом и кивком головы позвал всех остальных за собой. Я же тихонько на корточках подошел к открытому окну.
— Андрей Игнатьевич, это я, хозяин дома, пасечник Егор. Прошу вас, одумайтесь, пока ничего страшного не случилось. Мы уже замерзли, откройте дверь, — громко сказал Егор.
Как мы и предполагали, заслышав голос Егора, прокурор, стоявший рядом с Алевтиной, ринулся к входной двери. Я, воспользовавшись моментом, мигом перемахнул через окно, схватил стул и с размаха стукнул им по руке прокурора. Пистолет отлетел в одну сторону, прокурор в другую. Пока он не опомнился, я ударил его по голове, быстро открыл входную дверь, чтобы вошли все. Подхватил Алевтину и выбежал на улицу. Она двумя руками обняла меня, крепко прильнув к моему уху, прошептала: «Кенес, я тебя люблю». Тогда впервые я поцеловал ее в щеку и признался ей в любви.
— Аля, милая, этот парень спас тебя сегодня, совершив героический поступок. Если уж любить, то только такого бравого джигита, — сказала тетя Зина, протягивая нам кружку домашнего кваса.
До сего момента я молча слушал рассказ Кенес-ага. Тут я прервал его, спросив:
— Кенес-ага, а какие меры были предприняты в отношении стрелявшего?
— Садыбек, самое интересное только начинается, — сказал он и посмотрел на меня.
Участковый милиционер и помощник прокурора, которые прятались за домом, появились после того, когда прокурор, уже связанный, лежал во дворе. Оба «горе-героя» стали харахориться, что возбудят уголовное дело и по полной программе проведут следственный эксперимент.
Нас из этой пикантной ситуации спас директор совхоза Зубов Александр Иванович. Он хорошо знал слабости своего друга, рано утром вернулся в дом пасечника. Быстро разобравшись в случившемся, взял ситуацию в свои руки.
— Друзья мои, — сказал он. — То, что вытворял здесь мой друг, угрожая жизни людей — непростительно. И такой человек должен понести наказание по заслугам. Но его поведение, насколько я знаю, следствие тяжелой военной контузии.
Короче, прокурор у нас с Алевтиной попросил прощения. Обещал уйти в отставку и начать лечиться. Алевтина, тетя Зина, дядя Егор и я посоветовались и решили принять прощение. Одни направились в районный центр, мы же на машине Зубова в свой строительный лагерь.
По дороге произошло нечто незабываемое. Алевтина, обратившись ко мне, сказала:
— Кенес, я сильно соскучилась по Усть -Каману. Если мы поднимемся на эту гору, то будет виден весь Восточный Казахстан. Пойдем в лагерь — напрямки через горы. Я согласился.
Александр Иванович не стал возражать, видимо хотел, чтобы мы успокоились после ночного происшествия. Только предупредил, чтобы были осторожнее среди острых камней. Да и дикие звери в виде медведей могут встретиться.
На гору высотой около трех тысяч метров мы поднялись в 10-11 вечера. Действительно, красота неописуемая, весь родной край, как на ладони. У самого подножия горы был виден наш лагерь. А при виде величавой Белухи нас охватило неземное счастье и мы крепко обнялись.
— Горы, горы, — кричала Аля, распластав руки, точно пытаясь обнять весь мир, — я люблю Кенеса.
— Я тоже люблю Алю, — кричал я вслед, — тому свидетель мой великий Алтай.
В это мгновение нас переполняли чувства. Пытались идти в направлении лагеря, но ноги не слушались. Пройдя совсем немного, оказались на плошадке, словно специально подготовленной для нас, поросшей мхом и застланной мягкой травой.
— Аля, – сказал я, — если не возражаешь, то, может быть, переночуем здесь в объятиях гор на этой постели, подготовленной матушкой-природой?
— Милый, я так ждала этих слов от тебя. Я в твоей власти, — сказала она.
И она растворилась в моих объятиях. Мы испытали самые прекрасные мгновения любви, очарования и благоденствия. Мы дали волю прорвавшимся сильным и настоящим чувствам, и в этой природной тиши были слышны лишь наши сердца. После тяжелой бессонной ночи, устроенной нам прокурором, а затем увлекательных любовных игр мы заснули, как младенцы.
— Кенес, посмотри, на нас кто-то смотрит, — сказала Аля утром, теребя меня. Когда я открыл глаза, то увидел хозяина Алтайских гор — большого бурого медведя. Он не просто стоял, он, точно штангист, держал над головой огромный камень. Тут я вспомнил слова Карибая-ата, который говорил, что при встрече с медведем необходимо соблюдать спокойствие. Знаками показал Але, чтобы она осторожно передвинулась ближе к скале. Если камень покатится на нас, то остаться в живых просто нереально. А сам стал молиться всем святым. Все в руках Всевышнего. Но тут произошло чудо — медведь бросил камень в сторону и сам пошел в чащу леса. Долго мы еще слышали эхо катившегося вниз камня.
А когда поднялись на гору, то увидели удаляющуся фигуру медведя. Что это было? Хозяин гор, чью берлогу мы заняли в темноте, не стал трогать нас. Мы восприняли это как добрый знак. Значит, Всевышний благословил нас.
Мы в приподнятом настороении пришли в лагерь, а там уже начались праздничные мероприятия, посвященные окончанию строительных работ нашего студенческого отряда. Среди передовиков производства были названы и мы с Алей. Директор совхоза Зубов Александр Иванович мне вручил вот эти командирские часы, а Але — красивое платье.
По завершении летнего трудового семестра мы благополучно вернулись в Барнаул. Но уже на второй день я снова попал в переплет, связанный с Алей. В столовой рядом с общежитием мы с Алевтиной вдвоем обедали. К нам подошел один молодой кавказец и сказал, что со мной хочет поговорить сам Бабу. Бабу — это атаман центрального парка. Авторитет среди кавказцев в Барнауле. Именно его ребята торговали шашлыком в парке, а трое, пристававших к нашим девушкам, получили тумаков от меня. Бабу при виде меня сразу начал разговор.
— В мое отсутствие ты побил моих ребят. Я обиделся, поэтому, думаю, что нужно вернуть должок. Мое предложение: выйдешь на поединок с одним из наших. Проиграешь — свою девушку отдашь мне, уедешь домой и никогда сюда не вернешься. Выиграешь — станешь героем Барнаула.
— Бабу, я готов к поединку, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.
— Тогда через час будь в парке «Алтай», — сказал он, сел в свою «Победу» и уехал.
— Вот мой борец. Зовут Артур. Драка без правил, до победного конца, пока один из вас не сможет поднять головы, будет в нокауте или потеряет сознание. Если готовы, то начинайте, — скомандовал Бабу.
Драка началась с азартом. Я сразу сообразил, что Артур – профессиональный борец. Он пытался поймать меня за ноги. При его росте почти в два метра и моем в метр семьдесять пять. Суровое лицо, кулак размером с лопату, бицепсы-трицепсы буквально танцевали на его мощных плечах. Такому в руки попадись — скрутит в бараний рог. Я решил применить свои десантные навыки. Вспомнил наставления своего командира лейтенанта Баханца, что нужно найти слабые места противника и, если он превосходит по физической силе, постараться взять на измор. А уж потому использовать силу. Поэтому с самого начала я двигался осторожно.
Для начала силу и напор Артура я направлял против него же. Это было результативно. В один из таких набегов я силой стукнул правой коленкой по его подбородку и он кубарем отлетел в сторону. Разъяренный от столь неожиданного сопротивления, он выхватил нож и стал размахивать им вправо-влево и кричать:
— Я зарежу тебя, зарежу.
В один из таких взмахов нож чиркнул мне по бедру и хлынула кровь. При виде крови Аля начала причитать. Бабу стоял молча. Он понимал, что мы так не договаривались. Но говорить что-то не было смысла. Я находился между жизнью и смертью. Каждая секунда могла стать последней. Поединок проходил в окружении огромных вековых деревьев. Артур яростно продолжал размахивать ножом. Тогда я решил использовать нож в свою пользу. Когда он, обезумев от злости и рыча, двинулся на меня, то я двумя руками поймал правую руку с ножом и, протащив его за собой, воткнул нож его же рукой в сук. При этом Артур сильно стукнулся головой о ствол толстого дерева. Пока он не успел очухаться, я дважды нанес ему удар по голове и повалил его наземь. Я победил. Первой ко мне подбежала Аля и, разорвав подол платья, перевязала кровоточащую рану на бедре.
— Ну ты, казах-герой. Ты победил. Отныне для тебя все дороги открыты. Ты знаешь, кого победил, абсолютного чемпиона Алтайского края по борьбе, — сказал мне Бабу и крепко пожал мне руку.
С этого дня я стал известен всему Барнаулу как «герой-казах». Слава и почет что не делают. Будучи студентом первого курса, на субботу и воскресенье летал на самолете в Москву попить хорошего пива. Аля была всегда со мной. Вот эти три случая нас сблизили навсегда и мы стали большими друзьями. Жизнь есть жизнь, братишка.
Как я уже говорил, — продолжил Кенес-ага после некоторого молчания, — у Али был муж, который старше ее на 22 года. После зимней сессии он сам приехал, перевел ее на заочное отделение и увез в Усть-Каменогорск. Не знаю, что стало причиной. Возможно ревность. Алевтина быстро поднималась по карьерной лестнице. Заведовала гастрономом, затем была директором Бакалейторга, ЦУМа. После смерти мужа снова вернулась в городское управление торговли. А сейчас – первый заместитель председателя правления областного управления торговли.
— Ну вот, Садыбек, за разговором и не заметили, как пролетели четыре с половиной часа дороги. Мы подъезжаем к урочищу Алты Бура. Здесь и заночуем. Это место знаменательно тем, что его любил Ертуган-ага. С его именем связывают и один курьезный случай, произошедший в этих местах много лет назад. Все, что я рассказывал тебе до сих пор — лишь прелюдия к сказу о легендарном Ертугане. О нем я и хотел тебе рассказать.
Для начала нужно поудобнее расположиться. Он остановил машину около родника Керегетас. Вокруг тишина, лишь слышно стрекотанье кузнечиков. Солнце в закате, огненный шар едва касался горизонта.
Кенес-ага сразу приступил к приготовлению вечернего чая. Наполнив чайник родниковой водой, поставил его на огонь. Из кабины вытащил свою дорожную кошму и расстелил ее на землю. Сверху положил небольшую клеенчатую скатерть. Из фургона принес коробку, переданную нам Алевтиной Михайловной.
— Садыбек, мясо покушаем завтра на жайляу. А сейчас поужинаем тем, что нам положила Аля.
— Ай да Аля, ай да Аля. Если хочешь быть другом, то будь таким, как Аля, — приговаривал довольным голосом Кенес-ага, извлекая из коробки бутерброды, сервелат, черную и красную икру в стеклянных баночках, вяленую конину, сгущенку, тихоокеанскую скумбрию, халву, фрукты. И, наконец, бутылку водки с надписью «Посольская».
— Писатель, — обратился он ко мне, — этими продуктами можно устроить пир на весь мир. Пока я буду нарезать сервелат и конину, ты завари чай, — сказал он мне.
Откушав, попив чаю и отведав немного «Посольской», Кенес-ага приступил к своему основному повествованию.
Особая конституция Ертугана-ага
Весна 1955 года была ранней. Табунщиков отец переселил в урочище Алты Бура. Почти четыреста лошадей колхоза Кызыл Тау перегнали сюда и, чтобы их пасти днем и ночью, всех табунщиков поделили на бригады для работы в три смены. Я попал в смену Ертугана- ага. Так мы все лето, с самой весны пасли лошадей.
Специально для бригад табунщиков из центральной усадьбы колхоза привезли шестиканатную юрту. Ее установили прямо здесь, где мы сейчас сидим. Между собой мы ее назвали «кара кос». То, что хочу рассказать, произошло именно здесь, рядом с юртой, 14 мая 1955 года. Началось все как-то спонтанно.
В центральной усадьбе колхоза в селе Сагыр прошли торжества, посвященные 10- летию победы в Великой Отечественной войне. Наши фронтовики Алкан, Акзада, Ертуган, Кырыкбай, Конысбай вернулись в юрту в добром расположении духа и подробно, с юмором, рассказывали, как провели четыре дня на центральной усадьбе. Как и полагается, 9-10 мая они принимали участие в сельских торжествах, посетили своих родственников, но, когда уже собрались вернуться в урочище, встретили известного в крае охотника, своего однополчанина Азамата.
Дом Азамата располагался на горе Сатый. Он уговорил друзей-фронтовиков отведать чего -нибудь в его доме. Он угощал их мясом архара и кровью из рогов горного оленя. Короче, решили поехать за 45 километров в Усть-Каменогорск развлечься со слабой половиной. Городским женщинам так понравились степные архары, что они не хотели их отпускать. Поэтому и задержались на целых четыре дня. Дастархан быстро наполнился угощениями, привезенными из центральной усадьбы и прихваченными из Усть-Каменогорска. Почетное место заняло и лекарство от Азамата-ага, дающее мужскую силу, «пантокрин». За столом продолжались рассказы о приключениях наших джигитов. Оказалось, что одна женщина даже со слезами на глазах просила Ертугана взять ее с собой.
— Не знаю, кто как, но я наелся настоящего русского борща. Пассия Ертугана обслуживала нам по высшему классу. Я лежал на самом почетном месте у нее в доме. Наш Ереке умеет поймать нужную струну у женщин, у него особый талант, иначе зачем я ей сдался, простой казах, — смешил нас Алкан. И, когда все разгорячились, Акзада внес предложение.
— Джигиты, у меня есть одно забавное предложение, — сказал вдруг он. Битый час мы обсуждаем достоинства джигита. Вы слишком льстите моему другу Ертугану. Это меня задевает. Как будто кроме него нет на этой земле настоящих мужчин. В связи с этим я хотел бы устроить необычное соревнование, в котором могут принять участие лишь самые сильные из джигитов. Начнем прямо сейчас перед этой юртой. Победит тот, кто сможет своим мужским достоинством протащить лошадиный хомут вокруг юрты хотя бы один раз. Победителю отдам свою отличную красную корову.
Заслышав это, джигиты повскакивали со своих мест, потому что корова Акзады-ага – единственная в округе, которая давала 30 литров молока в день.
— Действительно отдашь свою корову, или ты шутишь, — переспрашивали мужчины.
— Джигиты, да мне лучше умереть на месте, если я вас обманываю. Джигит говорит один раз. Я клянусь, — сказал Агзада-ага.
— Чего тогда стоим, начинаем соревнование, — сказал Конысбай-ага.
— Как будем проводить, — гоготали другие.
— Для начала поднимите руки, кто намерен участвовать в состязании. Затем бросим жребий, чтобы определить очередность, — сказал Акзада.
Иными словами, жребий тянули Муслим, Берик, Мураткан, Конысбай, Ертуган, Кырыкбай и Мукан. Первым по жребию оказался Кырыкбай-ага, вторым — Берик, третьим — Мукан, четвертым — Мураткан, пятым — Конысбай, шестым — Муслим, седьмым, завершающим, должен был демонстрировать свою мужскую силу Ертуган.
— Зрители этого необычного соревнования будут одновременно и высшим судейским советом, — сказал Акзада-ага, — первым вызывается Кырыкбай-ага. Озорной и острый на язык Кырыкбай-ага вышел на середину, приговаривая: «Не подведи меня, братишка. Покажи, на что ты способен, мой молодой коротышка». Все вокруг смеялись до икоты от его шуток. Как уж не уговаривал своего «братишку», как уж не увещевал обещаниями устроить в его честь праздник, но мужское достоинство Кырыкбая-ага смогло выдержать хомут лишь 11 метров. Второй участник, Берик-ага, как ни тужился, ни пыжился, но не смог даже сдвинуться с места. Третий — Мукан-ага — осилил лишь на два шага больше, чем Кырыкбай- ага. Мураткан-ага сделал только четыре шага. Пока самым сильным был Конысбай-ага, вышедший на поле битвы пятым. Одного метра не хватило ему, чтобы завершить полный круг вокруг юрты.
Муслим-ага лихо и уверенно начал, но смог пройти лишь пару метров.
Наконец, очередь дошла до Ертугана-ага. Все это время он меланхолично наблюдал за происходящим и как будто не собирался двигаться с места.
— Вставай, Ертуган, — сказал ему Акзада.- Твоя очередь, выходи в круг.
— Поскольку здесь нет твоей красной коровы, то мне что-то не хочется соревноваться, — лениво сказал Ертуган-ага.
— Эй, Ертуган, если я не сдержу своего слова, то зови меня с того момента Ез-зада, а если ты откажешься участвовать — то пусть тебя называют Езтуган.
В спор вступил Алкан-ага.
— Дорогие мои Ертуган и Акзада. Вы оба уважаемые мною братишки. Насколько я понимаю, проходящее состязание — серьезное испытание для любого мужчины. Сильный из сильнейших может в нем участвовать. Оттого поддерживаю мнение Ертугана, раз уж пошла такая игра, то и приз должен быть здесь. Но, как говаривал наш друг Клочков, обратной дороги нет. Начали игру, то нужно ее и завершить. А ты, Ертуган, раз уж тянул жребий, то на половине пути не имеешь права ставить условие.
Я гарантирую приз Акзады. Если он не сдержит своего слова, то я готов отдать свою кобылицу вместе с жеребенком. Ертуган, покажи, на что ты способен. Самое большое испытание тебе предстоит, — твердо сказал аксакал, как отрезал.
Немного строптивый по характеру Ер-ага искренне уважал и чтил Алкана-ага.
— Эй, джигиты, налейте-ка мне «фронтовые» поллитра в пиалу, покажу Акзаде, что такое настоящая игра, — с этими словами Ертуган-ага вышел к юрте. Он для начала опрокинул стакан водки и затем не спеша стал раздеваться. На нем осталась лишь белая армейская рубаха до колен.
В таком виде он встал на середину площадки, возвел глаза к небу, точно прося поддержки у Всевышнего. Затем распрямился, слегка повел своими могучими плечами. Нам показалось, что Ертуган-ага был готов сразиться с целой армией неприятелей. В нем ощущалась силушка, равная двум батырам. Он мог выполнять такую работу, которая была не под силу простому колхознику. Равных ему по силе не было в округе. Но то, что мы увидели после — с трудом поддается описанию.
– Знаешь, Садыбек, как сказал тогда Кырыкбай-ага, его «третья нога» поднялась как домкрат ЗИЛа, как баллистическая ракета перед запуском. После подъема замер в виде седла с передней лукой в форме утиной головы. Ничего подобного мы никогда не видели.
— Ну, Акзада. Давай свой хомут, я готов к соревнованию, — сказал Ертуган-ага, выпрямившись и встав лицом к горному ветру.
Акзада точно ждал сигнала, в мгновение ока хомут (вес которого был 5 килограммов) оказался там, где должен был быть по условиям соревнования. Ер-ага твердо, выверяя каждый шаг, потащил хомут за собой. Все, как завороженные, шли за ним, считая шаги: один, два, три, четыре…
Совершенно спокойно, без видимого напряжения, он обошел юрту один раз и, посмотрев на нас, сказал:
— Ну, джигиты, может хватит или еще повторить?
Все дружно стали галдеть:
— Ертуган, ты выиграл, нет сомнения. Но, чтобы закрепить победу, обойди юрту во второй раз, — кричали зрители вокруг.
— Ну, хорошо, — согласился Ер-ага, — тогда пошли дальше. И все дружно двинулись за ним. Мы довольно быстро обошли юрту и во второй раз.
— Акзада проиграл. Ертуган выиграл, — шумели все вокруг.
— Ертуган, ты победил, нет сомнения. Быть сильным непросто. Но там, где хомут, то там и дуга рядом. Обойди юрту еще один раз, — сказал Акзада и положил на хомут дугу, изготовленную из алтайской березы, весом в 3 килограмма.
— Эй, Акзада, это несправедливо, мы так не договаривались, — говорил рассерженный Алкан ага.
А «третья нога» нашего брата все так же удерживала и хомут, и дугу общим весом 8 килограммов.
— Алкан ага, ведь Акзаде непросто расстаться со своей молочной коровой. Ему же нужен повод. Вы не переживайте, я обойду юрту с хомутом и дугой. Главное, не шумите и не мешайте мне сосредоточиться.
Вот уж действительно мужской характер, поистине мужская сила воли. Не моргнув глазом, он обошел юрту в третий раз и стал победителем. Первым к нему подошел Акзада и поздравил с победой.
— Ты действительно Ертуган, рожденный настоящим мужчиной. Поздравляю, друг мой. Когда стояли под Москвой, в свободное время ходили к молодкам, помнишь. И ты, в отличие от нас всех, успевал осчастливить не одну из них. Многие женщины говорили про тебя «вот настоящий мужчина, богатырь». Это действительно так, оказывается. В этом я сегодня убедился, ты победил.
Акзада умел держать слово. Он сел на лошадь и направился на свою зимовку передавать приз.
Придя домой, молча развязал свою красавицу-корову и молча отвел в сарай Ертугана- ага. Ни своей, ни его семье он, ничего не объясняя, буркнул лишь, что отныне эта корова будет принадлежать Ертугану.
Здесь можно было бы и завершить мой рассказ, но история имела интересное продолжение.
Жена Акзады Жаркын в прошлом была председателем колхоза. Умная, спокойная женщина. После того, как дети заснули, она попыталась заговорить с мужем.
– Акзада, – начала она, – до сих пор я не перечила, ничего поперек не делала и не возражала тебе. Но не могу понять, почему ты отдал единственную нашу кормилицу в чужие руки. Ответь мне.
Акзада, после некоторого молчания, не выдерживает и рассказывает Жаркын все, что произошло на жайлау. Слово вылетит — не поймаешь. Молва о необыкновенной мужской силе Ертугана-ага быстро разнеслась по округе. Вдовы и незамужние женщины, вспомнив о своей женской природе, потеряли покой и сон и искали различные поводы, чтобы встретиться с Ертуганом-ага. «Охота» на Ертугана-ага началась с того, что они стали пригонять своих лошадей в Сандыктас, пастбищами которого пользовались жители трех районов. И многие сельские красавицы были весьма неравнодушны к нашему мужественному Ертугану-ага.
Как поется в одной песне наших кыргызских братьев: «Ты табунщик, я чабан, пока лошади отдыхают…» Так и женщины – искали якобы потерявшийся скот, а находили минуты услады в объятиях нашего старшего брата. Он умел обольщать, находить к каждой из них особый подход. Вначале вел милые сердцу женщины беседы, угощал едой и выпивкой, а затем доставлял ей тысячу удовольствий. Она от счастья, от осознания себя истинной женщиной не могла не поделиться впечатлениями с подружкой или соседкой. Так молва от двери к двери распространялась по всей округе. За лето Ертуган-ага успевал утешить не одну одинокую душу.
Вот таким был наш Ертуган-ага, настоящим мужчиной.
На этом Кенес-ага завершил свой рассказ. Уже светало, а мне не хотелось вставать. Слушал и слушал бы эти увлекательные истории о жизни старших из моего рода.
— Ага, — спросил я,- а если бы Ертуган-ага соревновался с русским Гришей Распутиным, который жил в начале 20 века, то кто бы победил?
— Правильный вопрос. Григорий Распутин был сильным мужчиной. Крестьянин, настоящий мужик. Он пользовался большим успехом у жен многих графов, князей, бояр. Оттого и стал знаменитым.
Но победить в таком состязании, о котором я тебе рассказывал, не способен ни один Распутин. Такое мог только Ертуган-ага.
— Ага, мой второй вопрос: в чем секрет столь необыкновенной силы Ертуган-ага?
— Хороший вопрос. Молодец, писатель. У тебя большое будущее. Такая силушка дается от рождения, предопредяется конституцией человека. Его природой. Такая особенность дается одному из 100 миллионов мужчин. Ертуган-ага родился с отметиной Всевышнего – еще в утробе матери ему как будто было сделано обрезание. Наш Ертуган-ага пришел в этот мир со своей истинно мужской конституцией, сильный и мужественный. Поэтому его имя на устах до сегодняшних дней, и его не должны забывать и вы, наши потомки. Рассказав тебе о нем, я выполнил свой долг. Теперь очередь за тобой. Когда ты напишешь и когда опубликуешь — твое дело. Главное, чтобы повесть увидела свет. Это поучительная история.
— Ага, это увлекательный рассказ. Обязательно опишу. Обещаю.
— Хорошо, Садыбек. Большой груз спал с моих плеч. Мы не должны забывать старших, постоянно помнить о них. Да, кстати, чуть не забыл. Ты тоже родился с божьей отметиной мужской силы. Где бы ты ни был, будь здоров и благополучен. Пусть Кадыр-ата будет твоим постоянным спутником в жизни.
Кенес-ага дал мне свое благословение здесь, среди великих Алтайских гор на перевале Алты Бура.
С тех пор прошло почти сорок лет. Кенес ага давно уже нет со мной. Я стою у его мазара со свежей рукописью в руках.
Апрель 2007 г.