Тугел МедиаГазета «Известия Казахстан» 10.04.2009 г.
В научно-культурном центре «Дом Ауэзова» презентованы две книги. Это подготовленный впервые сборник архивных документов, касающихся жизни замечательного казахского писателя, поэта, общественного и государственного деятеля Ильяса Джансугурова, и новый перевод его поэмы «Кулагер», осуществленный доктором филологических наук Бериком Джилкибаевым.
«Кулагер» – это преподнесенная в стихотворной форме повесть о великом казахском певце Ахане-сере, печальный рассказ о гибели его любимого коня Кулагера. Он был убит во время байги по велению злого завистника, понимавшего, что его рысак по кличке Серый Ястреб никогда не обойдет известного во всей степи огненного скакуна Кулагера. Поэма эта – одно из выдающихся произведений казахской литературы, где судьба поэта и певца Ахана перекликается с судьбой самого Ильяса Джансугурова, равно как и целого поколения казахской интеллигенции, подвергшегося репрессиям 30-х годов прошлого века. Лебединой песней Ильяса, предсмертным криком его души, предостережением на все грядущие времена назвала это творение дочь поэта Ильфа Ильясовна Джансугурова-Джандосова. В подтверждение слов ее высказывается в предисловии издатель книги – поэт и публицист Бахытжан Канапьянов. «Эта передовая часть общества, – пишет он, – в буквальном смысле взяла на себя весь груз ответственности за будущее своего народа в разных сферах человеческого бытия – общественно-политической, социально-культурной и научно-образовательной. С горечью констатирую, что всех их ожидал репрессивный исход, независимо от того, на каком берегу революционного водораздела они находились».
Именно с репрессиями связана история, записанная мной на пленку во время одной из наших встреч с Ильфой Ильясовной. «Когда весной 1957 года, – рассказывала она, – мы получили справку о реабилитации отца, мне было 22 года. И я хорошо помню, как в какой-то из дней мама вместе с Мухтаром Ауэзовым и поэтом Гали Ормановым, сидя в комнате, готовила к печати первый посмертный, после только что полученной реабилитации отца однотомник его стихов. Работа была в полном разгаре, когда в доме появился очень уважаемый и любимый всеми человек. Это был замечательный детский писатель Сапаргали Бегалин. Едва переступив порог, он протянул маме какой-то сверток. Оказывается, то был свиток из 16 номеров газеты «Социалистик Казахстан» за 1937 год с напечатанным в них «Кулагером». Рассказывающая о драматической судьбе известного в народе композитора и певца Ахана-сере, поэма эта имела невероятный успех у читателей. Каждый день задолго до открытия киосков приходили они и становились в очередь за новой ее главой. Вместе со всеми ждал с нетерпением следующего выпуска и Сапаргали Бегалин. Вообще-то, после газетной публикации «Кулагер» должен был появиться в книжном варианте, но этого не произошло. Поэма еще продолжала выходить, а Ильяс уже был арестован, затем осужден и расстрелян, все рукописи и книги его изъяты, а выпуски газет с «Кулагером» повсеместно уничтожены. Казалось, текст его был утрачен навсегда, но вот по прошествии двадцати лет он выплыл буквально из небытия. И все благодаря тому, что аккуратный и предусмотрительный Сапаргали складывал один к одному драгоценные номера, а узнав о том, что Ильяса забрали, спрятал их в трех невинных, крестиком расшитых думочках-подушках, к которым никому не разрешал притрагиваться. Они были как бы украшением стоящего в его кабинете дивана, и лишь изредка их вытаскивали на улицу для просушки. Если дети, играя, забегали к нему и в пылу сражения пытались ими обороняться, он очень сердился. Не подпускал к ним никого из родных, дабы в случае чего их не обвинили в причастности к его тайне. Однако про это мы узнали потом, а тогда мама была буквально потрясена. Этой газетной подборки «Кулагера» у нее не было. Чудом сохранилось строчек сто от первого варианта, но то была капля в море. А тут благодаря дяде Сапаргали все предстало в законченном виде и целиком. Естественно, чудом спасенный «Кулагер» был тут же включен в сборник».
Вот такой сюжет – не придуманный кем-то, а из самой жизни – имеет в своем активе история нашей казахской литературы, казахской культуры. Очень коротко пересказан он Ильфой Ильясовной и в ее небольшом, лаконичном послесловии к сегодняшней книге с благодарностью профессору филологии Берику Джилкибаеву за его прекрасный перевод «Кулагера». Поэмы, подстрочник которой тогда, в памятном для семьи Джансугуровых 1957 году, был отдан двум ведущим поэтам советской страны – Михаилу Луконину и Евгению Винокурову, и вскоре произведение это вышло на русском языке как отдельной книгой, так и в «Антологии казахской поэзии». Появление его само по себе было чрезвычайно важным событием, чем-то вроде знамения оттепелью отмеченного времени. Однако с прошествием лет, а тем более с обретением Казахстаном независимости назрела необходимость пересмотреть тот первый, хоть и с добротного подстрочника брата Ильфы Ильясовны – Азата Сулеева выполненный перевод. И вот наконец идея эта осуществилась. Второй вариант перевода сделан прямо с оригинала Бериком Джилкибаевым, представляя которого во время презентации, Мурат Мухтарович Ауэзов сказал:
– Хороший перевод – это сотворчество. Понимая это, отлично владеющий казахским языком Берик Магисович мобилизовал все свои литературоведческие знания, творческие способности и художническое чутье, благодаря чему мы имеем прекрасный результат. «Кулагер» сильнее, чем многие вещи в казахской поэзии, прозвучал и тогда. Но то, что мы получили сегодня, – это совершенно соразмерное, отвечающее достоинствам оригинала, соответствующее драматизму судьбы Джансугурова произведение. Точно передавая сочный, образный и богатый язык поэмы, Берик Магисович анализирует вместе с Ильясом, почему, в силу каких человеческих черт возникают такие ситуации, как при гибели Кулагера. Сегодняшняя презентация джансугуровского шедевра проходит в Доме-музее Мухтара Ауэзова, и я думаю, это не случайно. Дело в том, что импульсом к особому характеру содержания поэмы «Кулагер», как и эпопеи Мухтара Омархановича «Путь Абая», послужили эпохальные события начала и середины прошлого века – революция, гражданская война, голод, коллективизация, переход на новые, советизированные рельсы. То был период интенсивной утраты конно-кочевой цивилизации. Уходил в небытие целый мир, в котором испокон веков жили казахи, и необратимость этого процесса раньше всех почувствовали литераторы. «Кулагер» – это не просто обозначение трагедии и ее причин, это предчувствие уже витающей в воздухе катастрофы. Как сказала Ильфа Ильясовна, неслыханный по силе своей реквием по бытию свободного, своим укладом живущего кочевого народа.
Книга снабжена редкими фотографиями и дополнена еще одной поэмой Ильяса – «Картины Семиречья» в том же переводе, а также статьями Ильфы Джансугуровой-Джандосовой, президента Фонда Джансугурова – Ажар Джандосовой и переводчика Берика Джилкибаева. Книга вышла на двух языках одновременно – казахском и русском. «Значит, – заметил по этому поводу знаток ильясовского наследия Герольд Карлович Бельгер, – переводчик был в себе уверен».
– Конечно, работа эта была для меня в высшей степени ответственной, – откликнулся на реплику Берик Магисович, – но в то же время и радостной. Общение с поэтом такой величины, как Ильяс, – редкий подарок судьбы. Правда, оно было не совсем полным, поскольку я заново переводил лишь луконинскую часть. Сделанное же Винокуровым сохранено в первозданном виде. Но как бы то ни было, а проникновение в творческую природу поэзии и прозы Джансугурова, глубинное познание его личности заставили меня о многом задуматься и многое понять.
Удивительно, но в свои 43 года Ильяс был универсальным человеком. Он знал фольклор, музыку, играл на многих инструментах, о чем свидетельствует поэма «Кюйши», как никто другой, ну разве что Пржевальский, знал природу своего края, все горные тропинки, его небо и подземный мир. Он освоил не только казахскую, но и мировую культуру, за шесть месяцев перевел «Евгения Онегина». Им же переложена на казахский язык пушкинская «Гаврилиада», что является, наверное, единственным переводом этой поэмы на национальные языки. Присущая казахам тяга к самовыражению сказалась в его литературных творениях, в том числе и в «Кулагере», который поражает вас прежде всего энциклопедическим знанием вечного друга степняка – коня. Да, Ильяс не просто знал коней. В детстве и юности он был погонщиком, умел ездить по-казахски и по-монгольски, владел готической посадкой, знал, как обращаться с месячным детенышем лошади и двухлетним жеребенком. Ему был понятен мир гор, степей, лесов и язык животных. И когда говорят, что поэма «Кулагер» – это реквием по коню, я думаю, что не только по нему. Это реквием по тому цельному миру, веками складывавшемуся образу жизни, от которого время и обстоятельства пытаются оторвать казахов. Но сделать это невозможно, потому что и природа, и культура, и экология – все в жизни казахов едино. Так было, есть и должно быть. И это великий завет Ильяса.
Порой кажется, что он и его творчество вмещают в себе целую Вселенную. Мысль эта не раз звучала на презентации. И ощутить его Вселенную сегодня дано нам благодаря тому, что в те страшные годы, когда даже за одно не так истолкованное слово вас могли объявить врагом народа, жена Ильяса – Фатима Габитова, рискуя своей жизнью и жизнью детей, всеми правдами и неправдами берегла его архив. Понимая ценность рукописей и бумаг, помогали ей и другие. «Например, – рассказывала как-то Ильфа Ильясовна, – после ареста отца часть архива была изъята энкавэдэшниками. Другая часть его хранилась у нас на веранде в большом шкафу, заваленном тряпьем, кошмами, одеялами и тюками, привезенными с джайлау Дегерес. Когда держать там бумаги стало небезопасно, мама передала их своему двоюродному брату Усману Джилкибаеву, который работал в НКВД. Ночью тот перевез архив в свой сарай, и долгие годы хранил его там. Это было надежное, от обысков защищенное место. В 1949 году, вернувшись из села Мерке, где семья наша находилась в ссылке, мы нашли все целым и невредимым. Еще одна история восходит к августу 1937 года, когда к нам пришли сотрудники органов и устроили обыск. Бумаги действительно забрали, и они подлежали уничтожению. Все думали, что так оно и произошло, но вот 23 года спустя однажды вдруг позвонила мне тогдашний начальник Архивного управления республики Бижамал Рамазанова (она тоже была на презентации в Доме-музее Ауэзова и по-своему рассказывала эту историю. – Л. В.) и говорит: «Ильфа, у нас потрясающее событие – нашелся арестованный архив Ильяса. Приди посмотри!». И действительно, то были груды папиных бумаг. Оказалось, что в доме, где жил в свое время отец, ютился со своей семьей некий Голубятников. Так получилось, что он, сотрудник НКВД, вел следствие по делу Ильяса и, понимая, с каким человеком имеет дело, дал расписку – я видела ее своими глазами! – в том, что он, следователь Голубятников, «подверг уничтожению путем сожжения архив Ильяса Джансугурова». На самом же деле он забрал все до последнего листочка к себе домой, спрятал и до самой своей смерти, которая последовала в 1980 году, держал у себя. Потеряв родных, жил уже один, ни с кем не общался. Однажды обнаружив, что он умер, и осмотрев дом, соседи позвонили в архив и сказали, что вот, мол, тут какие-то бумаги. И действительно, там были две поэмы, часть романа, стихи, записи народных легенд, наброски так и несостоявшихся произведений Ильяса Джансугурова. Кстати, там же, среди его рукописей, нашелся и утраченный было роман «Ак-Билек» арестованного за пять лет до этого Жусупбека Аймаутова. Потом по этому роману была написана пьеса и поставлен спектакль. Ильяс, спасший тогда еще это произведение, понимал, что в случае обнаружения писаний «врага народа» ему грозит арест. Но он, как и тот удивительный Голубятников, шел на это сознательно. Семья наша бесконечно признательна этому сострадательному следователю, а все, что было им сохранено, пополнило спецфонд Джансугурова в Госархиве республики».
Людмила Варшавская
25 янв 2007